В России насчитывается 62 миллиардера с совокупным капиталом в $297 млрд. Российские миллиардеры платят самые низкие в мире налоги (13%), которые и не снились их коллегам во Франции и Швеции (57%), в Дании (61%) или Италии (66%).

О богатстве и бедности в России.

    За последние двадцать лет жизнь в нашей стране претерпела множество изменений. Улицы заполнились рекламой, а хронически бедные прилавки наших магазинов сменились красочным изобилием. На каждом углу, как по мановению волшебной палочки, возникли кафе и рестораны. Внешний антураж нашей жизни стал почти неотличим от Западного. Исчезли, заполнившие в начале перестройки экраны телевизоров, сериалы из латиноамериканской жизни. Теперь на экране уже наши собственные «богатые тоже плачут» о недополученном из-за козней конкурентов миллиарде, а многочисленные «рабыни Изауры» бодро прокладывают себе путь к месту «под солнцем» в сияющих роскошью интерьерах офисов, магазинов, ресторанов и чиновных кабинетов. Возникает ощущение, что  90% наших сограждан живут именно так, в шикарных особняках, с более или менее многочисленной прислугой. В качестве антигероя прорисовывается собирательный  образ лентяя-тунеядца, дурака-вора который не был принят в «приличное общество» и теперь всячески вредит ему, мешая двигаться к дальнейшим вершинам материального потребления. Правда, не совсем понятно, как по представлению авторов подобных произведений киноискусства, оставшиеся несколько процентов «честных тружеников» - прислуги по призванию, успевают обслужить первую высокоуважаемую категорию граждан первого сорта. Мысль о том, что люди могут заниматься наукой, искусством  или иным созидательным  трудом, а не «делать деньги», или прислуживать тем, кто их делает, у представителей нашей кинотелевизионной тусовки даже не возникает. У людей целенаправленно создают мнение, что каждый нормальный человек должен жить именно так,  иначе он просто неудачник. Для этого создается и соответствующая такому уровню развития шкала ценностей, которая в дальнейшем и должна служить мерилом успешности. Культивируется тип общества, где не только «встречают по одежке», но по ней же и провожают. Под одежкой, конечно, надо понимать все атрибуты материального благополучия: одежду, машину, дом – квартиру, соответствующее социальному статусу времяпрепровождение. Если раньше слово «торгаш» имело презрительное значение – то теперь это синоним успешности и принадлежности к «новой элите». Недаром одной из самых уважаемых профессий стало быть коммерсантом – бизнесменом.  Стала реальностью шутка советских времен про то, что на Западе  человек, укравший несколько долларов - вор, а несколько миллионов – выдающийся коммерсант. Всем усиленно внушают мысль -  деньги являются мерилом полезности для общества его отдельного члена, оценкой его работоспособности и интеллектуального развития. Так ли это?

          Людям в нашей стране необходимо задаться простым вопросом, каким образом за столь короткий период времени могли быть созданы огромные состояния в условиях глубокого спада производства? Ответ прост – только перераспределением, путем изъятия у большинства населения значительной доли имеемых в прошлом благ. То есть приватизация, проведением которой так гордятся многие наши политики либерального толка, на самом деле яв­ляется самой крупной в истории человечества акцией по экспро­приации — насильственному изъятию собственности у народа, населяющего Россию, и передаче ее узкому кругу избранных для этого лиц. Насильственным оно было потому, что оно было совершено не через реальную куплю-продажу предприятий, а решением властной номенклатуры о наделение себя и связанных с нею лиц собственностью, принадлежащей ранее государству, то есть, всем его гражданам. Фиговый листок ваучера сейчас вряд ли кто возьмется воспринимать всерьез. То есть люди, которые по своему долгу, должны были преумножать и хранить всеми наработанное, предпочли просто по быстрому рассовать это по карманам. При этом никакого серьезного общественного диалога не было, власть согласия собственника на приватизацию не спрашивала. Идейные вдохновители из партийно-хозяйственной номенклатуры и западнической интеллигенции с удивительном единодушием, прикрываясь красивыми словами, сумели убедить людей без сопротивления отдать все в частную собственность разным сомнительным личностям. Приватизация 90-х годов стала небывалым в истории случаем теневого соглашения между «властными элитами»  Советского Союза и Запада, а также преступного мира, выполнившего ту часть передела, которую невозможно было прикрыть законом. Эти социальные группы и поделили между собой в дальнейшем национальные богатства нашей страны.

      Для населения России  приватизации 90-х годов по своим масштабам и последствиям не идет ни в какое сравнение с другой широко известной экс­проприацией - национализацией промышленности в 1918г.  Тогда  значимая часть промышленного капитала в России принадлежала ино­странным фирмам, а многие из крупнейших заводов были казен­ными (фактически государственными). Поэтому национализация промышленности непосредственно ущемила материальные интересы очень небольшого количества людей. А если рассматривать это события с точки зрения укрепления экономического потенциала страны и благосостояния ее жителей, то результат, спустя пару десятилетий после начала процесса, вообще будет не в пользу событий последних лет. Если перед Первой мировой войной, при численности 9% от населения мира Россия производила около 4% мировой промышленной продукции (что было в два раза меньше средне мирового уровня) то в 1937г. СССР производил уже около 14%   при примерно той же численности населения. Конечно, это требовало огромных усилий и жертв, но давало стране шанс на выживание как самостоятельной державы. Человеку с не зашоренными глазами будет очевидно, что сейчас в России происходит обратный процесс, и Россия с каждым годом все дальше и дальше откатывается с позиции развитой индустриальной страны. Передовые научно технические предприятия за копейки  скупаются финансово-инвестиционными компаниями по заказы Западных «инвесторов» и тихо закрываются. На первый взгляд абсурдно. Но только не в том случае если так называемым «инвестором» не выступает конкурирующая западная фирма. Закрыв предприятие, она сможет значительно увеличить рынок сбыта и значительно поднять цену на свою продукцию. Вторичным, не менее значимым  фактором, становится потеря экономической самостоятельности нашей страной. Ну да это для наших «экономистов-рыночников» не аргумент, а скорее положительный факт.            

     Наглядным доказательством этого является рост экономики Белоруссии, не пошедшей по пути бездумной приватизации производства и сельского хозяйства. Причем этот рост основан не на сырьевом экспорте, как рост показателей в России, а на основе развития страны как индустриальной державы, а не сырьевого придатка. Не было там и так называемой «шоковой терапии». Если упростить это понятие до простого примера, то наиболее близкой аналогией будет поведение грабителя, оглушившего дубинкой свою жертву, вынесшего у нее из дома все имущество и деньги, а затем предложившего начать жить с чистого листа и строго по закону. На жалобы жертвы, что ей теперь негде жить и нечего есть, следует циничный совет - честно работать на нового собственника, тогда может чем из украденного и дадут попользоваться.  К сожалению,  реальность нашей эпохи состоит в том, что значимые изменения  социально-экономического и политического плана происходят только в том случае, если они не только устраивают сложившуюся властную элиту, но и дают ей новые формы самоутверждения, что и произошло в нашей стране в период приватизации или, говоря просторечно, «большого хапка».

           От поклонников западного пути развития, можно услышать, что это неизбежные издержки, а нам было необходимо  создать класс частных собственников, которые, организовывая эффективное современное производство, как локомотив вытащат Россию вперед. Теперь становится понятно, что все намного сложнее – нигде в мире частный собственник не является более эффективным, чем государство. Сама постановка вопроса неверна — эффективность частника и государства различны, и оценивать  их надо по разным критериям. В первом случае - это прибыль, во втором - существование и жизнеспособность  целой страны и ее народа. К российской специфике следует отнести, что наиболее финансово успешными в условиях гибели великой страны, оказались те бизнесмены, кто делал свой капитал на этом распаде.   И по этому естественно, что новый класс собственников отнюдь не стремится создавать новые эффективные производства, а занимается только тем, где можно быстро получить максимум прибыли, при этом, не вкладывая труда и денег. То есть у нас сложилась элита «бизнесменов», которые четко осознали, что наиболее эффективно заниматься не производством и даже не торговлей, где надо связываться с реальными – материальными вещами. Есть чистые виды бизнеса: биржевая игра, банковская деятельность и тому подобное, где классическая формула «деньги – товар – деньги» упрощена до лаконичной простоты «деньги – деньги». Проблема в том, что средства, полученные там, на самом деле дутые (виртуальные), не обеспеченные никакой реальной базой полезной людям деятельности. Далее за эти «настоящие» по формальным признакам, но фальшивые по сути деньги покупаются реальные блага, тем самым, обесценивая результат работы людей, которые действительно занимаются созидательным, полезным всем людям трудом. И не это ли является причиной той инфляции с которой пытаются бороться не платя бюджетникам, пенсионерам, экономя на медицине и образовании?

      Помимо этого к причинам, породившим бедность в России, следует отнести изменение типа распределения доходов. Приватизация лишила подавляющее большинство населения России постоянного источника доходов в виде «дивидендов частичного собственника» — от общественной собственности на землю, промышленные и другие предприятия. Эти дивиденды рас­пределялись на уравнительной основе в виде низких цен на глав­ные жизненные блага или даже бесплатное предоставление таких благ (например, жилья).

В ходе реформы изменился и сам принцип ценообразования. В ры­ночной экономике материальные блага производятся для удовле­творения лишь платежеспособного спроса, а не для удовлетворения потребностей всех членов общества. Именно этим были вызваны резкие разли­чия цен аналогичных товаров в СССР и на Западе. На Западе предметы первой необхо­димости (хлеб, молоко, лекарства) были относительно дороги, зато товары, которые человек начинает покупать только при более высоком уровне бла­госостояния (автомобиль) дешевы. 

В СССР, напротив, низкие цены на самые необходимые про­дукты резко облегчали положение людей с низкими доходами, почти уравнивая их по основным показателям жиз­ни с людьми более состоятельными. Таким образом, человек вытягивался из бедности, и Советский Союз стано­вился «обществом среднего класса». Что, помимо удовлетворения материальных потребностей, давало возможность человеку значимую степень личной свободы. Как минимум он мог не думать о том, что ему есть завтра, где найти деньги для оплаты квартиры, как заплатить за лечение. Теперь в нашем «свободном и демократическом» обществе  подавляющее большинство его членов находятся в положении человека бегущего вверх по эскалатору, двигающемуся вниз. То есть  для того чтобы хотя бы оставаться на месте, а не спускаться вниз, надо постоянно бежать. Где уж тут задуматься о том, что происходит вокруг. Не хочешь как все? А перспектива оказаться на социальном дне? Эскалатор то движется вниз, доставит быстро…   Так что присутствие на наших улицах нищих и бомжей, вонючих и больных оказывает несомненную помощь новым «хозяевам жизни», наглядно демонстрируя, что ждет тех кто не примет новые правила игры. Правда,  и у значимой части остальных «простых граждан» перспектива не особо радужная. Но, для того чтобы понять это, надо задуматься, а им некогда, надо бежать, работать, кормить семью. Ведь многим только кажется, что «общество потребления» создано для них и можно наслаждаться изобилием материальных благ. Ведь у основной массы из них все хорошо до тех пор, пока не понадобилась дорогостоящая медпомощь, не возникла серьезная юридическая или иная проблема. Ведь государство теперь освободило себя практически от всех обязательств перед своими гражданами, а новые «хозяева жизни» получили еще один прекрасный рычаг воздействия на население. Почти все находятся в той или иной форме кабальной зависимости. Думаешь не так как твой работодатель – потерял работу - не смог оплатить выплату по кредиту. И вот ты уже никто и ничего у тебя нет. Честно вкалывал от зари до зари, даже к врачу сходить некогда было? Ни о чем не относящемся к работе не думал? Молодец, вот только здоровье подорвал, как же ты теперь работать будешь – извините на ваше место очередь из пока здоровых и конкурентоспособных.  Дальше все по первому сценарию плюс подорванное здоровье. Хотя, такой подход вполне логичен, если воспринимать людей как дешевый расходный материал.

 Свою роль в структуре изменения цен сыграло и то, что продукты первой необходимости население будет покупать по любым ценам, что и побуждает взвинчивать цены на них для извлечения максимальной прибыли. Тоже можно сказать и о медицине.  Таким образом, чем беднее человек, тем сильнее подорожала его «потребительская корзина».

Положение в России по­дошло к тем критическим точкам, когда стандартные средние показатели становят­ся неадекватными. При резком социальном расслоении в принципе ут­рачивают смысл многие средние величины. Так, показатель средне­душевого дохода, вполне информативный для СССР, сейчас ни о чем не гово­рит, ибо доходы разных групп стали просто несоизмеримы. Дополнительно усложняет ситуацию гипертрофированное соотношение доли доходов получаемых в виде зарплаты  и ренты. К ренте можно отнести все доходы, получаемые человеком без приложения реального труда. То есть опять-таки деньги не обеспеченные никакой полезной обществу деятельностью. В 1995 г. во всей сумме доходов российского населения соотношение оплата труда и ренты на собственность составляло примерно 1:1. С тех пор процессы расслоения на сверхбогатых и бедных продолжали набирать обороты, так что с тех пор это соотношение в нашей стране вряд ли изменилось в лучшую сторону.  В то же время, по оценкам западных экономистов рыночников, нормальное соотношение для рыночной экономики, в успешно развивающихся странах, совершенно иное - на пять долей денег, обеспеченных реальной деятельностью, должно приходиться не более одной доли средств, полученных от ренты.

        Даже наша, весьма ангажированная властью, статистика не отрицает, что произошло значительное снижение потребления мяса, молока и т.д. Но при этом совершенно не учитывается, что это снижение было целиком сконцентрировано в бедной части населения, а у богатой наоборот возросло. Так же не принято задаваться вопросом о глу­бине бедности в РФ. Ситуация, когда человеку не хватает до прожиточного минимума десяти рублей в месяц, не соизмерима с ситуацией, когда ему не хватает тысячи рублей, и он не может купить даже минимального набора необходимых продуктов. Плюс к этому наша статистика не использует показатель величины «пограничного слоя», то есть число тех, кто имеет доходы немного больше прожиточного мини­мума. А ведь у нас этот слой, судя по всему, очень велик, и любая очередная кампания власти по залезанию в карманы населения сбрасывает значимую часть людей из «пограничного слоя» ниже уровня бедности.

      Масштабы бед­ности определяются не путем изучения реальности, а решением правительства. Понизили «прожиточный минимум» — и число бедных уменьшилось. Соответственно, и результаты «борьбы с бедно­стью», будут теми, какие нужны.

        Возвращаясь к событиям 90-х годов, можно сделать вывод - перестройка была задумана для того, чтобы верхушка власти могла назвать своим де-юре то, что в последние годы советской власти она имела де-факто. А разговоры о демократии и свободе слова были всего-навсего червяком, насаженным на крючок ловкого рыболова. Да и сама демократия теперь сводит­ся к пустопорожним дебатам по второстепенным вопросам между «партиями», которые, независимо от формальных различий на деле проводят одну и ту же политику в за­щиту власть имущих. Кто платит – тот и заказывает музыку. Получается, демократия допустима до тех пор, пока контроль над бизнесом неподвластен обществу, то есть пока она является так называемой либеральной демократией. В свое время было дано очень точное определение: «Либерально демократическое государство это такое государство, где война богатых против бедных ведется руками этого государства». Впрочем, осознание этого уже приходит к большинству нашего народа. Когда во время выпуска новостей «События время московское» был проведен интерактивный опрос по вопросу «Чью безопасность государство охраняет лучше?» - 96% ответило, что лишь представителей власть имущих.

             В середине XIX века на Западе сформировалась идеология социал-дарвинизма. В ней бедность воспринимается как естественная составляющая общества, которая должна расти по мере того, как растет  произ­водство. Бедность переходит из разряда социальных проблем в проблему личную, вызванную неспособ­ностью конкретного человека побеждать в борьбе за существова­ние. Идеолог социал-дарвинизма Г.Спенсер считал, что бедность играет положительную роль, будучи движущей силой развития личности. Идеолог неолиберализма Ф. фон Хайек писал, что бедность — закономерное явление в человеческом об­ществе и необходима для общественного блага. Он призывал огра­ничить государственное участие в сокращении бедности и возло­жить ответственность за свою бедность на индивида.

         Бедность в буржуазном обществе вызвана не недостатком материальных благ, она целенаправленно создается и имеет свою задачу. Этот вопрос подробно рассмотрен в удостоенной Нобелевской премии по экономике работе А. Сена «Полит­экономия голода».  В ней доказано, что бедность не связана с количеством производимых благ, а определяется возможностью людей получить доступ к этим благам. Бедность является обязательным элементом в социальной структуре  даже самых богатых стран  Запада, то есть становится так называемой - структурной бедностью. В создании этого элемента западного общества, мы, несомненно, преуспели.

           В конце XIX века идеологи Запада, напуганные призраком мировой революции, частично сдвинулись от идей либерализма к социал-демократии. Русская революция усилила этот сдвиг.  Бедность, особенно крайняя, стала трактоваться как нежелательное, опасное социальное явление. Ограни­чение бедности стало рассматриваться как одно из необходимых условий для вы­хода из тяжелых кризисов. Об этом много говорил президент США Рузвельт. Так же отрицательно о бедности отзывался во время  тяжелого послевоенного кризиса в Германии Л. Эрхард.  В программе послевоенного восстановления он исходил из таких установок: «Бедность является важнейшим средством, чтобы заставить человека духовно зачахнуть в мелких материальных каждодневных заботах... [такие заботы] делают лю­дей все несвободнее, они остаются пленниками своих материаль­ных помыслов и устремлений». Была разработана целая программа, чтобы люди не попали в подобное положение.

        Противоположный подход возобладал у нас. А.Чубайс писал в своей «теоретической» разработке в марте 1990 г.: «К числу ближайших социальных последствий ускоренной рыночной реформы относятся: общее снижение уровня жизни; рост дифференциации цен и доходов населения: возникновение массовой безработицы... Население должно четко усвоить, что правительство не гаран­тирует место работы и уровень жизни...  На время проведения реформы (или по крайней мере ее ре­шающих этапов) потребуется чрезвычайно антизабастовочное за­конодательство.

    Одним из условий, обеспечивших возможность доминирования подобных взглядов в нашей стране, стало то, что в мировоззрении нашей интеллигенции возобладало социал-дарвинистское представление о человеке, которое в 90-е годы и легло в основу всей доктрины реформ.  В ходе реформы произошло запланированное изменение структуры общества. В результате в РФ возникла структурная бедность, иначе говоря, постоянное (запланированное) состояние значительной части населения. Целенаправленно была созда­на большая социальная группа бедных людей, как стабильный структур­ный элемент нового общества. Их бедность — социальная про­блема, никак не связанная с их личными качествами и трудовыми усилиями. Они могут рассчитывать только на небольшие социальные программы, чтобы иметь возможность влачить жалкое существование, не переходя грани социального взрыва и постепенно вымирая. На первый взгляд явный перегиб. Ни одна правящая «элита» не может стремится к сокращению стада на котором она паразитирует. Но если вспомнить одну из фраз Джона Мейджера: «... задача России после проигрыша холодной войны - обеспечить ресурсами благополучные страны. Но для этого им нужно всего пятьдесят - шестьдесят миллионов человек», многое становится логичным.        

         Крайне смешны разговоры наших чиновников  о решении проблемы бедности с помощью «инвестиций в образование». Значимая часть бедных и так имеют высшее образование. Причем образование, полученное во времена, когда российская (советская) система образования считалось одной из самых передовых в мире. Нынешним чиновникам от образования, с восторгом копирующих далеко не самые удачные системы стран Запада, это, возможно, и невдомек, но система образования для высших слоев общества на Западе, имеет много общего с Советской. А та система, которую они так увлеченно пытаются привить на нашей почве, это система образования для мелких клерков с соответствующей широтой кругозора. То есть происходит смена фундаментального образования на  узкоспециализированное. Впрочем, именно такое образование и нужно людям, которым предстоит жить в стране, которой предназначена участь сырьевого придатка. Попытки спрятаться за термин «великая сырьевая держава» не меняют сути. Хотя, возможно, «великий сырьевой придаток» это и чья-то мечта.

       Вернемся к вопросу борьбы с бедностью. О каком «повышение конкурентоспособности на рынке труда с помощью образования» можно говорить? Ведь повышение конкурентоспособности Иванова по определению означает снижение конкурентоспособности Петрова или Сидорова и, следовательно, их обеднение? Ведь именно конку­ренция на рынке труда и является главной причиной бедности тех, кто оказался рынком не востребован, и относительной бедности тех, кто оказался им востребован, но находится под гнетом конкуренции со стороны отвергнутых и вынужден работать за минимальную плату. Похоже, что многие не способны решить простейшую задачу. Было пять человек, и была у них яблоня, на которой вызревало пять яблок. Раньше каждый брал по одному яблоку. После того как один самый сильный (как теперь говорят конкурентоспособный) стал забирать четыре, на долю оставшихся приходится только по четвертинке яблока. Стоит ли удивляться, что четверо недоедают? После этой фразы наверняка многие скажут – ну вот опять гимн уравниловке. Вовсе нет. Но почему тому, кому хотелось больше, было не вырастить свою яблоню, а не накладывать лапу на то, что было выращено не им?

То есть, бедность в России продукт запланированной социальной катастрофы. В стране, где «структурная бед­ность» была давно искоренена и, прямо скажем, забыта так, что ее уже никто не боялся, массовая бедность буквально «построена» по­литическими средствами. Искусственное создание бедности в нашей стране — жестокий эксперимент над обществом, страной и человеком. Люди не верят, что сброшены в безысходную бедность, считают это каким-то временным «сбоем» в их нормальной жизни и ждут, что вот-вот все наладится. Они не верят, что старики копаются в мусоре не из любопытства, а действительно в поисках пищи. Наоборот, все охотно верят сказкам телевидения о баснословных доходах нищих и романтических наклонностях бомжей. Отношение к бед­ности не является реалистичным  ни в среде бедных, ни в среде богатых. А без этого невозможны ни реальный план действий по борьбе с бедностью, ни реальная оценка необходимых для этого средств.

Бедность половины населения в нынешней РФ — это не наследие прошлого. Она буквально «создана» в ходе реформы. Поэтому естественно, что «борьба с бедностью» несовместима с «неизменностью курса реформ». Вряд ли возможна так же идея о начале жизни  «с чистого листа и по закону». Те, кто привык только брать и ничего не давать взамен, сделают все, чтобы продолжить такую жизнь и дальше, а те, у кого все отобрали, вряд ли когда признают это справедливым. Чем больше бесчестность национальной приватизации, тем менее легитимной выступает собственность новоиспеченных олигархов. В такой ситуации у нашей «элиты» нет особых оснований доверять собственному населению и рассчитывать на его лояльность. Этот страх заставляет искать гарантий на стороне. Отсюда и постоянное униженное заискивание нашей власти перед теми, кто может предложить гарантии безопасности  в виде приема в элиту «граждан мира». Косвенным подтверждением этого может быть последовательная сдача интересов России во всех конфликтных ситуациях. То есть, чем менее справедливо была оце­нена национальная собственность, захваченная приватизаторами у собственного народа, тем больше эта собствен­ность обесценивается на мировом рынке, где основным «покупателем» является победившая сверхдержава. Говоря простым языком – краденое всегда приходится сбывать по дешевке. И никакие законы о запрете пересмотра итогов приватизации ничего в этом не изменят. Не стоит забывать, что законы всегда поворачиваются так, как надо ныне власть предержащим, и реальное спокойствие новым собственникам может гарантировать не президент, а признание сложившийся ситуации со стороны большинства российского народа.  Что, вряд ли  возможно, в случае если капитал и дальше будет создаваться не за счет производительной, предпринимательской прибыли, а за счет финансовых игр и биржевых спекуляций. Нормальная прибыль вытесняется ростовщической «прибылью от отчуждения», рост которой означает прямой ущерб обществу: ухудшение условий жизни, демонтаж системы ценностей, объединявших Россию, де­градацию науки, культуры и образования. Прибыль первого типа  получалась в процессе реального производства, и благосостояние всех членов общества росло, прибыль второго типа означает перераспределение и вычет у остальных. Чем выше эта прибыль, тем большие потери ждут всех нас.

Все это лежит в основании пока тихо тлеющего социального конфликта. Если наше общество не хочет со временем получить серьезные проблемы, то в их причинах надо  было начать  разбираться еще вчера. К сожалению, о проблеме бедности заговорили только теперь, да и то как то странно, как минимум не понимая, или не желая понять, исходные причины и механизмы этого процесса. Реальность состоит в том, что борьба с бедностью предполагает неизбежное изъятие значитель­ной части богатства у разбогатевшего (не за счет честного труда) меньшинства. Есть ли при­знаки готовности политической верхушки хотя бы к диалогу по этой проблеме? Нет, до сих пор таких признаков незаметно, а значит, что и дальше мы будем слышать с экранов телевизоров речи высокопоставленных чиновников о росте золотовалютных резервов и уровня среднего дохода граждан России. Все это похоже на радостный рапорт врача, о нормализации средней температуры у его больных, когда один уже умер и остыл, а у других за сорок.

           Почти любой человек ищет моральные оправдания для своих поступков и взглядов. К сожалению,  многие представители нашей гуманитарной интеллигенции немало постарались в создании культа богатства и воспевании «успешных» людей.  Результатом этого стала дегуманизация «успешной» части общества, ее спеси­вое отношение ко всем тем, кто находится за ее пределами. Большинство тех, кто воспользовался моментом, за сохранение сложившейся ситуации. Это и не удивительно. Чтобы им воспользоваться, надо было иметь в определенной степени размытое представление о честности и порядочности. Не даром таких слов и нет в лексиконе нашей правящей элиты. У них в цене критерии активности, инициативности, профессионализма, больших организаторских способностей. Все это действительно хорошо и необходимо, но при отсутствии лежащей в основе всего этого порядочности, получается высокопрофессиональный, инициативный жулик с хорошими организаторскими способностями. Так зачем же потом удивляться  процветающему воровству и коррупции?      

           Наверняка многие сочтут, что данный материал направлен против богатых и успешных людей. Это не так. Просто надо провести четкую границу между реально заработанными и «полученными» деньгами. Заработанные деньги являются эквивалентом полезной всему человеческому сообществу деятельности. Деньги «полученные» таким признаком не обладают, то есть они не обеспечены полезным трудом. Человек, заработавший свои деньги, несомненно, имеет право на лучшие условия жизни. Но разве можно то же самое сказать о том, кто свои деньги «получил» тем или иным образом? К сожалению 99% наших богатых сограждан относятся именно ко второй категории. Мало чем могут гордиться и представители нашего так называемого «среднего класса». Он получает свою зарплату от тех, кто свои деньги не заработал, а «получил». То есть своим  «честным трудом» помогают далеко не лучшей части нашего общества преумножить нечестно нажитое. То есть в той или иной степени становятся соучастниками процесса разворовывания, созданного за 70 лет власти, которая, не смотря на все свои недостатки и извращения, хотя бы не декларировала главной целью существования человека подгрести под себя все, до чего он сможет дотянуться.

             Можно спросить, если все так плохо, то почему в стране не заметно признаков социального напряжения? Помимо стандартной ссылки на долготерпение российского человека, хочется привести еще один пример. Если лягушку попытаться бросить в кипяток она обожжется, но, скорее всего, сумеет выпрыгнуть и спастись. Все происходит иначе когда лягушку сажают в воду нормальной температуры и лишь затем начать ее подогревать - она так и сварится, не заметив вовремя опасности и даже не сделает попытки спастись. Нечто похожее, мне кажется, происходит и у нас.

 А нашей так называемой «элите», так гордящейся достигнутым благосостоянием, следует вспомнить Конфуция: «Когда государство управляется согласно с разумом, постыдны бедность и нужда; когда государство не управляется согласно с разумом, постыдны богатство и почести».

   Неменский Михаил     2006 г